Веками жаждавший равноправия, сметливый слабый пол, пользуясь демократическими веяниями Великой французской революции 1789 года — «Свобода! Равенство! Братство!», — мгновенно сориентировался. Особенно по душе ему пришлись два первых лозунга. Он вообразил себя подобным античной Фрине, раскрепостился, выставив напоказ свои прелести. Рассказывали, что началось все со скандально известной Фортуне Гамельён, которая взяла и прошлась по Елисейским полям с обнаженной грудью, что вызвало невероятный восторг у всех имевших счастье лицезреть это «шоу» мужчин. Веками жаждавший равноправия, сметливый слабый пол, пользуясь демократическими веяниями Великой французской революции 1789 года — «Свобода! Равенство! Братство!», — мгновенно сориентировался. Особенно по душе ему пришлись два первых лозунга. Он вообразил себя подобным античной Фрине, раскрепостился, выставив напоказ свои прелести. Рассказывали, что началось все со скандально известной Фортуне Гамельён, которая взяла и прошлась по Елисейским полям с обнаженной грудью, что вызвало невероятный восторг у всех имевших счастье лицезреть это «шоу» мужчин.
С легкой руки не страдавшей комплексами Гамелен женщины решительно облачились в прилегающее платье а-ля антик из тонкой, мягкой, свободно струящейся по округлым женским формам прозрачной муслиновой, батистовой либо кисейной белой ткани из Индии с сильно оголенными руками, глубоким округлым вырезом на груди, иногда нe сшитое по бокам, и перехваченное под самой грудью поясом. Некоторые наиболее «продвинутые» парижанки еще подкладывали сзади под юбку подушечку, чтобы подол аппетитно изгибался назад, дразня и распаляя мужское воображение. Никогда ранее женщины не позволяли себе столь откровенных костюмов. Первыми, «на ура», приняли эту моду молодые, стройные, хорошо сложенные, а главное, не боявшиеся показать голое тело, женщины и девицы. Так возник культ обнаженного тела.
...Однако, Великая французская революция не принесла женщинам каких-либо значительных прав если, конечно, не считать введения права на развод. Мечта о женском равноправии оказалась неосуществимой: ее пришлось отложить примерно на сто лет. Поэтому женщины постарались взять реванш во внешнем облике. И надо признать — это им удалось сполна!..
Ярчайшей поклонницей-пропагандисткой новой моды была всеми признанная парижская модница и кокетка, несравненная мадам Терезия Тальен (1770-1835), считавшаяся «красивее капитолийской Венеры» — столь идеальна у нее была фигура, прелестями которой можно было любоваться всем, благодаря новой смелой моде: простое платье из абсолютно прозрачного индийского муслина, одетое на голое тело, «говорило» о многом. Порой слишком многом, и нередко от этого у мужчин даже дух захватывало. Недаром ведь в модном журнала «Зеркало Парижа» писалось: «Она (Терезия Тальен) имеет вид выходящей из ванны и нарочно показывает свои формы под прозрачными тканями».
Мода на предельное оголение побеждала все: пример Тальен оказался чересчур заразителен. Эта высокая, божественно сложенная испанка с волосами до пояса, очаровательной шеей, великолепными плечами, полными икрами и такой грудью, что как писала бульварная пресса той поры, мужчины при виде ее от вожделения не знали куда деть руки, невероятно возбуждалась при виде мужчин.
Эта тонкая штучка умела очаровывать. «Она была одета в костюм амазонки из темно-синего кашемира с желтыми пуговицами, лацканы и манжеты были из алого бархата. На ее прекрасных черных кудрявых волосах кокетливо сидел чуть сдвинутый набок бархатный чепчик пурпурного цвета, отороченный мехом. Она была изумительно хороша в этом наряде!» — так о ней писала другая модница тоге времени герцогиня д Арбантёс.
Не менее красочно описывает один из ее современников и нарядный вечерний костюм, в котором мадам Тальен посетила оперу: «Она была в белом полупрозрачном платье греческого стиля, с голубым, шитым золотом передником римского образца, завязанными сзади золотыми кистями, с красным шарфом вокруг божественной талии. Ее прелестные руки, смело обнаженные до плеч, были украшены шестью бриллиантами в браслетах
ноги были обтянуты шелковым трико телесного цвета ступни и икры обвиты с обеих сторон до колен бриллиантовыми пряжками, так что через прорезь мелькала нога
серьги, ожерелья, перстни, украшения на голове — все сияло камнями необычайной цены»...
С легкой руки Терезии Тальен и ей подобных решительно выступило на передний план то, что раньше считалось неприличным. Парижские острословы смеялись, что парижанкам достаточно одной только рубашки, чтобы быть одетыми по моде. Нагота сделалась чрезвычайно модной. Врачи напрасно твердили, что климат Франции не так тепл и мягок, как в Греции. В угоду новой моде а-ля антик было принесено много жертв. Парижские газеты чуть ли не ежедневно омрачались траурными хрониками: «Госпожа де Ноэль умерла после бала, в девятнадцать лет, мадемуазель де Жюинье — в восемнадцать, м-ль Шапталь - в шестнадцать!» За несколько лет господства этой экстравагантной моды умерло женщин больше, чем за предшествовавшие 40 лет. Посетители Монмартрского кладбища могли убедиться в этом — здесь выросло множество надгробий молодым женщинам, едва достигшим 20-летнего возраста, умершим от простуды легких (чахотки) либо женских болезней», подобно «розам, погибшим, не успев расцвести». Чаще всего заболевание настигало даму, когда она, разгоряченная танцами, полунагая, покидала бал.
Иностранцы приходили а ужас от смелости парижских модниц: туалеты, в которых они щеголяли, 100 лет назад не осмелились бы надеть даже проститутки! Особо популярный воздушный и прозрачный «костюм Психеи» был так глубоко вырезан спереди и сзади что грудь была прикрыта не более чем на три пальца, талия при этом располагалась непосредственно под грудью.
...Кстати, о декольте! В отсутствие корсета, приподнимавшего и оптически увеличивающего бюст женщинам пришлось довольствоваться либо тем чем каждую из них наградила в этой части тела природа, либо носить очень модный тогда, только что изобретенный искусственный бюст, имитировавший природную грудь во всей ее свежести и красоте. Сначала он делался из воска, потом из кожи телесного цвета с нарисованными жилками. Особая пружина позволяла искусственному бюсту ритмично вздыматься и опускаться. Подобные шедевры воздавали иллюзию настоящей груди, пользовались oгромной популярностью и стоили очень дорого. Как и поддельные икры, эта «женская прелесть» продавалась открыто, красуясь в витринах модных магазинов. Для поддержания бюста (своего или накладного) в приподнятом положении использовался широкий пояс. Его отсутствие говорило о том, что вам нечего поддерживать...
Обычно день парижской модницы, например, мадам Тальен, начинался не раньше восьми часов утра, сама красавица отправлялась в ванну в пеньюаре а-ля Галатея, после ванны за утренним горячим шоколадом она облачалась в модный передничек а-ля креолка. После шоколада дама облачалась в шмиз (по-французски shemise — рубашка) «столь же пригодный для верховой езды, сколь и для утренней прогулки пешком». Для обеда предназначалось три вида платья и так до позднего вечера. Причем, чем ближе к ночи, тем наряд становился все откровеннее и откровеннее.
Дальнейшее развитие шмиза (появление разреза сначала от бедра, потом — от талии, а затем и сзади) только оправдывало худшие опасения скептиков. Мода стала еще более фривольной, поистине «нагой» или модой а-ля соваж (по-франц. А la sauvage — нагой). Самое легкое платье весило...200 грамм!). Никогда еще декольте не было так откровенно, как в это славное время: грудь открывалась все больше и больше — ниже сосков. Как писал изумленный современник, «два резервуара материнства были хорошо видны в этом новомодном платье и приводили в неописуемый восторг мужчин». Лишь в очень прохладную погоду некоторые дамочки томно прикрывали свое выразительное декольте прозрачными косынками — фишУ, которые кокетливо завязывались на бантики спереди или сзади на талии. В последнем случае, сославшись на то, что «ей душно», дама могла томно попросить кавалера распустить бантик.
Все в женском костюме было направлено на обрисовывание формы тела. Прозрачная батистовая рубашка позволяла видеть всю ногу, украшенную над коленом золотыми обручами. Если у женщины не видны были ноги от туфель до ягодиц, то говорили, что она не умеет одеваться. Когда дама шла, платье, кокетливо подобранное спереди и позади, обтягивающее показывало всю игру ягодиц и мускулов ее ног при каждом шаге. Недаром «Московский Меркурий» писал в те дни: «Ни один уважающий себя кавалер уже не говорит о красоте плеч или грудей
кто желает оказать даме учтивость, тот хвалит форму ее нижнего бюста...»
