Во времена Людовика XIV перемены затронули не только мужской идеал красоты — коснулись они и женщин. Идеал женской красоты отличали величественность плюс жеманство и женственность. Женщина должна была быть высокой, грациозной кокетливой, с длинными и пышными волосами и покатыми плечами, с пышной грудью с крупными сосками, крутыми бедрами, очень тонкой талией (с помощью корсета ее затягивали до 40 см!).
...Кстати, корсет был очень тяжелым (почти 1 кг, в него вшивались пластины из китового уса. Естественно, торговля китовым усом становилась с каждым днем все прибыльнее. Мода на тонкую талию порой приводила к тому, что иные дамы ежедневно падали в обморок (приходилось носить с собой нюхательную соль), а иногда и к трагедии — жесткий каркас корсета пропарывал печень. Порой корсет даже выдавал неверных жен: мужья завязывали утром маленький узелок, а вечером проверяли его сохранность.
Между прочим, дамский гардероб 2-й половины XVII столетия менялся чаще, чем мужской. Дело в том, что обычно он создавался при королевском дворе Франции под влиянием не королевы — длинноносой толстушки Марии-Терезии, а вкусов многочисленных капризных фавориток любвеобильного Людовика XIV: от мадам де Лавальер до мадам де Ментенон.
В это время стала цениться и индивидуальность, оригинальность дамских костюмов. Если какая-нибудь смелая дама показывалась в новом оригинальном, изобретенном ею костюме, то ей начинали подражать все дамы ее круга. Если экстравагантный костюм отмечал сам король-Солнце, то увлечение этой новинкой и вовсе приобретало ажиотажный характер.
Обычно историю женского костюма той изысканной эпохи делят на четыре периода — по четырем знаменитым фавориткам Людовика, имевшим на него наибольшее влияние.
....Большую часть 60-х гг. XVII в. сердце короля принадлежало его первой фаворитке мадам Луизе-Франсуазе де Лавальер (1644-1710), впоследствии - герцогине. Несмотря на то, что она не отличалась красотой и немного прихрамывала, ей удалось очаровать молодого короля своей миловидностью, природной грацией и приветливым нравом. Лавальер отличали ангельская скромность и целомудрие, наложившие отпечаток и на женскую моду того времени. Именно ей дамы обязаны стремлением создать удобные домашние наряды, столь необходимые для семейной жизни. Любовь Людовика была безмерна, но не вечна: на горизонте придворной жизни появилась новая звезда — подруга детства и юности... Лавальер циничная и опытная кокетка Монтеспан...
Период с 1667 по 1687 г., именуемый периодом расточительной мотовки, высокой и статной, остроумной и высокомерной, страстной и коварной южанки, с удивительными формами и пламенным взором, госпожи Франсуазы-Атенаис де Монтеспан (1641-1707), это время, когда костюм отличался сложностью и пышностью, декоративной изощренностью и излишней роскошью: золотые кружева, золотая парча, золотые вышивки, золото на золоте, бриллиант на бриллианте. Как писала знаменитая модница той поры мадам де Севинье: «Все это перевито золотом, и все это перемешано с золотыми вещичками, а все вместе составляет платье из необыкновенной ткани. Надо было быть волшебником, чтобы создать такое произведение, выполнять эту немыслимую работу». Таков был костюм маркизы де Монтеспан. Да и как иначе могла одеваться женщина, проигрывавшая чуть ли не ежедневно в карты 30 тысяч золотых экю!? Бывало, за игру она проигрывала 700 000 талеров, однако ставила на три карты, последние 150 000 пистолей и отыгрывалась. Она занимала 20 комнат в Версале на первом этаже, тогда как королева — лишь 11, да и то на втором. Именно Монтеспан нарушила регламент ношения вновь вошедшего в моду шлейфа. Старшая статс-дама де Ноай несла шлейф маркизы, а шлейф королевы — простой паж...
Время с 1677 по 1681 г. определялось вкусами мадемуазель Марии-Анжелики де Фонтанж 1561-1681) — безукоризненной красавицы со светло-пепельными волосами и огромными светло-серыми бездонными глазами, молочной кожей и естественно-розовыми щечками. Девица Фонтанж пленила короля молодостью, свежестью, как бы сказали сегодня, невероятной сексапильностью, но уж никак не умом, весьма ограниченным. Одна из придворных дам, Лизелотта фон Пфальц, писала, что она была прелестна, как ангел, от кончиков пальцев ног до корней волос. Даже люто ненавидевшая ее мадам де Монтеспан называла Марию-Анжелику прекрасной... статуей — столь восхитительны были ее формы.
В ту пору костюм освободился от вычурных форм предыдущего периода, стал изысканнее и проще, но не утратил кокетливости. И вообще, все связанное с Фонтанж носило отпечаток изящной игры. Именно Фонтанж, играя в крестьянку или торговку, сделала обязательным ношение фартука (таблие). Чисто декоративный, но, как правило, из драгоценного кружева, он из чисто плебейской одежды превратился в парадный «фасад» женского аристократического платья.
И, наконец, период с 1684 г. по 1715 г., когда на короля заметное влияние оказывала воспитательница детей Людовика XIV от мадам де Монтеспан мадам Франсуаза де Ментенон (1635-1719), женщина скорее умная, чем красивая, большая поклонница иезуитов.
С «воцарением» Ментенон в костюме обнаружилась тенденция к строгости и умеренности. Например, очень откровенное декольте времен госпожи Монтеспан, сменилось почти глухим платьем. Под влиянием Ментенон король даже ввел полицию нравов для борьбы с излишне глубоким декольте. Полицейские на улице стали измерять-линейкой глубину декольте у галантных дам. Наказание было весьма оригинальным: у «провинившихся» срезали волосы — для париков требовалось много материала. Излишняя мишура в виде кружев и лент отпала. Столь популярная маска была объявлена принадлежностью публичных женщин. Порядочные дамы могли носить ее только в театре, чтобы скрыть краску стыда в случае какой-либо скабрезности на сцене. Мадам де Ментенон, боясь загара и холода, всегда носила при себе складной шелковый зонтик, обшитый кружевом и бахромой. Подражая ей, модницы не расставались с зонтами, даже верхом на лошади. Эта хитроумная женщина с тихим, вкрадчивым голосом, изящной фигурой, плавными движениями и необыкновенными глазами деспотично управляла Людовиком XIV почти 30 лет! Ее роль в государственных делах была столь велика, что она с не меньшим правом, чем сам король, имела право воскликнуть: «Государство — это я!».
Иногда подражание придворных дам фавориткам доходило до курьеза. Так, когда де Монтеспан благодаря усилиям короля в первый раз оказалась в интересном положении, то, чтобы скрыть растущий живот, она придумала носить юбку спущенной на бедра, а на животе между юбкой и укороченным лифом свободными складками выпускала нижнюю рубашку. Вместе с Монтеспан такие платья стали носить все придворныe модницы, отнюдь не беременные.
...Кстати, королевских фавориток во Франции не любили испокон веков, эти особы служили своего рода «козлами отпущения». Благодаря их существованию французы могли любить своего монарха, а всe его непопулярные шаги сваливать на зарвавшуюся в стремлении к роскоши фаворитку...
В XVII веке нижнее белье — кальсоны — женщины, как известно, не носили, считая это позорным. Носить их могли только полные развалины. Но никто не хотел в эпоху галантно-любовного флирта, очень часто сопровождавшегося быстротечным «огневым» контактом, считать себя старухой, поэтому дамы не носили штанов, кроме одной ситуации: под юбку надевали кальсоны, собираясь на... верховую прогулку.
А вот форма и, отчасти, глубина выреза менялись. Все зависело от прихоти очередной фаворитки. Сначала, во времена мадам де Лавальер, декольте имело форму неглубокого овала, затем, когда настал черед госпожи де Монтеспан, у которой по восторженным отзывам льстивых современников была грудь, «в которой можно было утонуть», декольте стало столь бесстыдно открытым и глубоким, что кавалер получал исчерпывающую информацию о его содержимом. Наконец, к концу XVII века под влиянием последней фаворитки короля, умной, властной и деспотичной маркизы Ментенон, вырез на груди приобрел вид неглубокого и неширокого квадрата: у этой королевской пассии грудь давно приобрела форму «ушек спаниэля».
...Кстати, вот уже на протяжении четырех веков, начиная с XVII века, наблюдается любопытная закономерность: если в конце столетия параметры женской груди и бедер возрастают максимально, порой запредельно, то в начале следующего века они «спадают» до естественных пропорций.
(Продолжение следует.)
